История третья

Львов.
Нереальное ощущение. Когда в один удар преодолеваешь тысячу километров и из Пограничья попадаешь в дружеские объятия этого обшарпанного красавца. Ощущение мира, покоя, защищенности. Война далеко - да и есть ли она?
Бандеровское гнездо. Как там сказал великий Пу? Крым никогда не будет бЕндеровским!
И собеседник у меня соответствующий - галичанин во всех поколениях, предки - сечевые стрельцы. Тут уже не скажешь, что его родня узнала, что они украинцы в 1939-ом!
Седой, несуетливый, старше меня всего на 12 лет. Националист? Нет, хотя стоял у истоков Руха. Братья Горыни, Черновол - для него не просто имена, он их знал, он с ними работал. Двуязыкий, выпускник московского факультета ядерной химии. Он говорит со мной то по-украински, то по-русски - произвольно меняя языки, и я не всегда замечаю момент переключения.
Мы идем по Львову - он рассказывает мне о городе, но это только часть разговора. В наше время о чем бы ты не говорил - говоришь о политике.
Мы идем по Староеврейской.
- Знаешь, что улицу долго не могли переименовать?
- А в чем проблема?
Усмехается.
- Названии. Правильно надо было бы назвать Старожидiвська, но испугались, что люди обидятся... Ну, и решили - лучше неправильно, но без обид.
На Староеврейской находится ресторан Под Золотой Розой - в просторечии Жидiвська кнайпа. Прямо за ней - забор. За забором раскопки фундамента старой синагоги - хоральной, одной из самых славных в Европе, взорванной гитлеровцами в 1941 году. Проходим мимо.
Ресторанчики, магазины Карамели, Шоколада... А вот вышиванки. Снова кафе, возле нее - музыканты. Дальше - вход в Армянскую церковь. Католические храмы, православные, греко-католические. Мечети, врать не буду, не видел. Мечеть видел в Каменце-Подольском
Вокруг говорят по-русски, по-украински, по-польски. А вот немецкая речь, английская...
Ныряем в переулок.
Март не самый лучший месяц для пеших прогулок, но нам повезло. Тепло, нет ветра, иногда сквозь тучки пробивается солнце. Штукатурка на старых зданиях местами отшелушилась за зиму.
- У меня один дед - полковник Красной Армии, до Берлина дошел. Другой - полковник медицинской службы вермахта, врач, госпиталем командовал, а третий дед - в УПА... Вот здесь убили, на этой улице. Он застрелил двух офицеров и побежал. Навстречу - патруль. Заскочил в подъезд - они за ним. Вот с этого балкона спрыгнул, сломал ногу. Пробовал ползти...
Мы стоим около невысокого металлического заборчика.
- Здесь застрелили.
Мы идем дальше.
- У нас во многих семьях так, - говорит он.
Он не воевал, но на лице и руках следы сильных ожогов.
- Это мне повезло.
Ничего ж себе, везение!
Делали установку синтеза в Средней Азии - монтаж, наладка, ну, и рвануло. Рвануло неслабо. Он был в центре управления вместе с коллегами, и их накрыло волной огня. Он выжил. Самолетом перебросили в Москву, в ожоговый и там таки выходили. Никого больше - только его.
После этого он пустил карьеру побоку. А карьеру делал быстро и успешно, но тут - как споткнулся. О вечном подумал? Возможно. Заглянуть смерти в глаза - это непросто. Поселился в родном селе под Львовом, там, откуда родом. У него жена, двое мальчиков, есть внуки.
Во дворе, возле колодца - дверной колокольчик, которому 200 лет.
- Когда делал двор, собрал больше трех килограмм шрапнели. Разной-всякой... Тут вся земля железом набита. Столько войн по ней прокатилось!
Когда я был у него в июне, в подворье цвели алые маки - несколько штук, россыпью.
Мы снова говорили не только о работе, но и о прошлом.
- В 39-м, когда пришли большевики, ужас, что началось. Людей арестовывали, в Сибирь ссылали, землю отнимали. Расстреливали многих. И в колхозы гнали, как скот. Люди сначала не знали чего от Советов ждать, а потом поняли. Думали, немцы помогут. А немцы сами творить начали... И люди в леса ушли. Разные люди - и добрые и плохие. Советы мобилизовали, немцы мобилизовали, ну и в УПА люди шли. Вот и получалось, что брат на брата, как у меня в семье. Бабушка в 43-м еврейскую семью прятала. Они у нас в подвале жили несколько месяцев. Да, да... В 43-м! - отвечает он на мое удивление. - У нас до 43-го "окончательного решения" не было. Соседи наши они были - двор в двор. Прятали, кормили их. Потом они вышли из подвала, сдались. Сами вышли. У нас остался только их младший мальчик - Срулько. Немцы рассказывали о переселении, что всех куда-то перевезут. Выискивали евреев по домам. Тех, кто прятал - расстреливали. Доносы были. Тут вот, на повороте, в песках сами вырыли котлован, немцы его колючкой обнесли и сделали лагерь. Согнали сюда всех евреев с округи, говорят, несколько тысяч человек. А потом решили вопрос. Окончательно решили и никого в живых из той семьи не осталось. Никого. Только мальчик выжил, который был младшенький. Его прятали до конца войны, а потом он оказался в Америке... Живой до сих пор.

Мы сидим на кухне его дома, стоящего на земле предков. Сечевые казаки, Красная Армия, вермахт, УПА, килограммы шрапнели, колокольчик, которому два века, ядерная химия, смерть в песках Средней Азии, СССР, Украина, Рух, из которого ушел, когда движение превратилось в коммерцию...
У него двое сыновей - хорошие мальчики с прекрасными улыбками и ясными глазами, красавица-жена. Он работал на Луганщине, у него друзья в России - соученики, сослуживцы, коллеги. Он родился в СССР, но живет в Украине и любит ее, как все его предки до 12-го колена.

Он - галичанин. БЕндеровец, от которого защитили Крым. В борьбе с его страшной идеологией и историей гибнут сейчас на Востоке борцы за русский мир.

Во Львове тихо. Работают кафе и рестораны. На площади Рынок вечером танцуют и девушки в платьях 19-го века продают цветы. Война далеко - больше 1000 километров к востоку. Львов не знает, что с ним воюют. Он просто живет.

Вот такая история.

( Error: Irreparable invalid markup in entry. Raw contents behind the cut. )

идиоты!!!!

Оригинал взят у ellustrator в post